Прогулки по крышам - Страница 70

– Понял, не дурак. Двигающаяся… – Ясек лениво переключал кнопки.

Одну поблажку Игорь себе все-таки сделал – руки держал не как положено, по швам – чуть выше пояса, «кошачьей лапой». Глубокий вдох… вместе с выдохом, вместе с кровью по звенящим венам несется алый, алый огонь…

Первую мишень он зевнул. Моргнул, дернулся было – и приопустил вскинутые ладони. Вторую задел по касательной, услышал, как цыкнул Ясек. Зато по третьей попал – и сам изумился: ощущение было незнакомым, огонь прокатился по всем жилам, чуть ли не выталкивая тело на носки. Хлопок взрыва ударил и сквозь наушники, вскинутые руки защитили глаза от вспышки… Белой вспышки.

Кто-то бил его по плечу. Игорь проморгался – перед ним маячил Ясек, разевал беззвучно рот. Он догадался, стянул левый наушник.

– …лупишь со всей дури! – бушевал Ясек. – Кто ж так делает? Мне же тыловики голову оторвут! Мишень на месяц дадена, а ты ее… на… с защитой вместе!

По дорожке бродил сбежавшийся народ. Впечатлениями обменивался. Игорь снял наушники, сунул их Ясеку и протолкался к мишени. То есть, к бывшей мишени. На полу большой кляксой шипел остывавший металл. Вместо задней защитной стены чернел пролом. Края разбитых кирпичей светились.

– Вот так-та-ак… – сказали за спиной.

– Черныш, ты у нас теперь кто? Белый маг?

– Все бы так болели… – пробормотал кто-то еле слышно.

– Чем это ты шарахнул, а?

Не знаю. Он подавил желание повторить это вслух. Как и отпереться по-детски: это не я.

Это не моя магия.

* * *

Аквариум был огромный. Здесь бы привольно чувствовала себя даже небольшая акула. Он стоял в вестибюле первого этажа, и плавали в нем рыбы всяческих раскрасок и размеров.

Агата никогда не видела колибри, но те точно не красивее здешних аквариумных обитателей. Интересно, а местные рыбки «зовоустойчивы» или она сможет играть и с ними? Агата прижала ладонь к толстому стеклу. Казалось, ее никто не услышал, но она продолжала звать, и минуты через две к стеклу медленно подплыли и уставились на нее несколько разных рыб. И даже водяная черепашка. Как люди выглядят с их стороны? Как какие-то страшные чудовища или тоже красивые? Агата передвинула ладонь. Рыбы, немедленно перестроившись, двинулись следом. Агата пошла вдоль аквариума, ведя рукой по стеклу, – и, словно воздушные шарики на ниточках, с той стороны за ней плыли рыбки.

И водяная черепашка.

– Как ты это делаешь? – звонко спросили у нее за спиной. Вздрогнув, Агата обернулась. Воровато убрала руку – рыбки, с недоумением повисев за стеклом, расплылись в разные стороны по своим рыбьим делам. Димитров стоял, засунув руки в карманы мешковатых штанов, и недоверчиво смотрел на нее. Но задал вопрос не он – мальчик лет восьми рядом с ним, голубоглазый и светленький. Задрав голову, он смотрел так же недоверчиво и даже недовольно.

– Что делаю? – спросила Агата, тяня время. – Я на рыб смотрела. А что, нельзя?

– Славян сказал, ты огненная, а ты, оказывается, еще и водяная? – с какой-то даже претензией спросил мальчик.

– Не знаю я, что он там тебе сказал, – буркнула Агата. – А я никакая. Не огненная, не водяная. И не каменная.

И отстаньте вы все от меня с этими вашими вопросами!

– Это Зигфрид Гауф, – сказал Димитров. – Он у нас главный Водяной.

Агата увидела, с каким подозрением Славян смотрит на аквариум, побоялась, что он добавит свое коронное «был – до тебя», и торопливо спросила:

– А разве таких маленьких берут в интернат?

Водяной насупился:

– Это кто тут маленький? А знаешь, что великий Панов попал сюда, когда ему было всего пять?

Агата представления об этом не имела. Как и ни о каком великом Панове, впрочем.

– А тебе сколько?

– Мне уже восемь!

– А… – сказала Агата, пытаясь спасти положение. – Ну конечно. Восемь. Это меняет дело.

Зигфрид, насупившись, смотрел на нее. Но, видно, решил сменить гнев на милость – заявил хвастливо:

– Вообще-то я – вундеркинд!

А я, наверное, вундеркинд наоборот, уныло подумала Агата. Перестарок.

– Научишь меня это делать?

– Что?

– Ставить рыбок в строй.

Агата моргнула. Как-то подозрительно быстро она обрастает учениками, с которыми не знает, что делать. Димитров, теперь вот этот… Водяной.

– Да я вообще не знаю, как это у меня получается!

Зигфрид покровительственно похлопал ее по плечу – то есть куда дотянулся.

– Не парься! Никто не знает! Каждый это делает по-своему.

* * *

Преподаватели явно не понимали, что с ней делать. Поглядывали с недоумением, но хотя бы не устраивали допросов с пристрастием, как Горыновна в первый день. Задавали учить всяческие определения, классификации, теоремы. Так что Агата больше наблюдала, что делают остальные, да листала учебники – и в классе, и в комнате.

Заглядывала в один, чтобы, застряв на нескольких абзацах диковинных закорючек (формулы? заклинания?), захлопнуть и открыть следующий – на красочном рисунке папоротника. «Папоротник – иначе свети-цвет, царь-свет, Перунов свет. Цветет на Ивана Купалу в бурногрозные ночи (воробьиные, рябиновые). Человек, сорвавший П. (инстр. см. ниже) не боится бури, грома, воды, огня, недоступен для злого чародейства, может повелевать нечистыми силами. Отмыкает все замки, двери, погреба, обнаруживает клады…» Агата сладко вздохнула – ей бы так! Правда, инструкция срыва «П.» страшновата: уйти в полночь в лес в одиночку, очертить ножом круг, не обращать внимания на нечисть, которая будет пугать и выманивать из безопасного круга… Нет уж, извините! Агата захлопнула «Травник». Наверняка Эсмеральда Иванова знает его назубок. Так, а это что? «Бестиарий»… Ничего себе зверюшечки!